Критическая концентрация
В мире продолжается концентрация рынков критически важных минералов — меди, никеля, лития, кобальта, графита и редкоземельных металлов (РЗМ) — циркония, гафния, ванадия, ниобия, тантала и др. Средняя доля рынка трех крупнейших игроков (по каждому сырью тройка лидеров отличается), по данным МЭА, выросла с 82% в 2020 г. до 86% в 2024 г.
При этом рост поставок на мировой рынок по отдельным металлам за этот период практически полностью (на 90%) обеспечил единственный ведущий поставщик: Индонезия — для никеля и Китай — для кобальта, графита и РЗМ. «Изменения внешней политики, перебои с поставками или технические проблемы в этих регионах могут иметь несоразмерные глобальные последствия», — предупреждают авторы доклада.
КНР давно стал ведущим производителем 19 из 20 критически важных минералов (5 металлов и группа РЗМ из 15 элементов), которые МЭА рассматривает в своем докладе. На Китай приходится около 70% рынка. Так, в 2024 г. китайцы обеспечили более 75% мировой переработки теллура, кобальта, молибдена, кремния, РЗМ, магния, графита и галлия и более 50% — ванадия, титана, лития, индия, германия, сурьмы.
«Китаю удалось за десятилетия выстроить производственные цепочки так, что другим странам стало не выгодно их добывать или производить самостоятельно», — пояснила «Эксперту» партнер Kept Наталья Величко. В качестве примера доминирующей роли Китая руководитель проектов «Яков и Партнёры» Алексей Кобзев приводит РЗМ (на КНР приходится 60% их мировой добычи и 91% переработки, по данным МЭА). По его словам, такой роли Китай добился в первую очередь благодаря мощным программам господдержки.
Для многих минералов, включая тантал, титан и ванадий, жизнеспособные альтернативы Китаю сегодня «ограничены или сопряжены с серьезными компромиссами по стоимости и объемам поставок», говорится в докладе МЭА. В нем также отмечается, что не стоит ждать улучшения ситуации в краткосрочной перспективе.
Тарифы и санкции
В докладе МЭА указано, что сейчас 55% критических минералов подпадают под «те или иные торговые ограничения» — санкции либо внесанкционные тарифные меры со стороны отдельных стран. Они еще больше усугубляют ситуацию и создают дополнительные риски для поставок сырья на мировой рынок.
Пример, который приводится в обзоре — ситуация с российским алюминием. США в рамках санкционных ограничений с февраля 2023 г. ввели на него пошлины в 200%, а Евросоюз — полностью запретил закупки. В прошлом году крупнейший российский производитель алюминия «Русал» снизил продажи первичного алюминия на 7% в сравнении с 2023 г., до 3,86 млн т, — это самый плохой результат с 2019 г.
Однако ограничения, которые вводят против России потребители критически важных минералов, по словам главного экономиста Института экономики роста им. П.А. Столыпина Бориса Копейкина, также бьют по ним самим. Это приводит к росту логистических издержек и переориентации на других поставщиков, поясняет он.
«Россия — крупный производитель алюминия, никеля, кобальта, титана и некоторых других металлов. Однако за исключением ядерного топлива критической зависимости глобальной экономики от российских поставок нет, в отличие от поставок из Китая, Демократической Республики Конго (ДРК), Индонезии и некоторых других стран», — добавляет он.
В свою очередь, российские производители успешно переориентировались на альтернативные рынки сбыта. Директор по работе с состоятельными клиентами «БКС Мир инвестиций» Андрей Петров отмечает, что уже в 2023 г. китайский рынок стал основным для многих наших экспортеров. Благодаря этому, по его словам, «Русал» нарастил экспорт алюминия в КНР вдвое по сравнению с 2022-м, а «Норникель» — никеля и меди более чем на 70%.
По словам Петрова, на глобальном рынке меди произошел «масштабный передел» из-за эскалации торговой войны между США и Китаем. В марте 2025 г. крупнейший потребитель этого металла — КНР — почти вдвое сократил закупки в США и в 2,7 раза увеличил их у России, говорит он. В результате Россия стала вторым крупнейшим поставщиком меди в Китай после ДРК.
Борис Копейкин, в свою очередь, обращает внимание на то, что продажи на азиатских рынках, конечно, менее выгодны российским экспортерам: «Издержки работы с новыми рынками выше, а премии к цене — ниже, чем в США и Европе».
Дело в цене
Отдельный повод для беспокойства — сложность технологии извлечения многих видов критических минералов. Более половины — побочный продукт при добыче более распространенных и простых в получении минералов. Например, теллур, галлий и германий извлекаются в ходе переработки медных, никелевых или алюминиевых руд. Поэтому их рынки неразрывно связаны. Это дополнительно ограничивает гибкость поставок на мировой рынок.
«Это приводит к разрывам в спросе и предложении: даже если спрос на сопутствующий минерал растет, предложение может оставаться ограниченным, когда основной металл не испытывает аналогичного роста», — поясняется в докладе МЭА. Отдельная статья рисков, на которую указывают аналитики агентства, — большая ценовая волатильность, которая порой превосходит нестабильность на рынках нефти и газа.
Авторы обзора приходят к выводу, что из-за относительно небольшого размера и «ограниченной прозрачности» рынков критических минералов даже скромные изменения в предложении или спросе могут вызвать существенные колебания цен.
Дефицитные металлы
Названные в докладе проблемы создают сложную среду для инвесторов и сдерживают развитие проектов, важных для рынка критических минералов, отмечает МЭА. Следствием становится реальное ослабление инвестиционного импульса. Так, изучив данные по 25 крупнейшим добывающим компаниям, авторы доклада констатируют, что инвестиции выросли лишь на 5% в 2024 г. после роста на 14% в 2023 г. А вложения в геологоразведку таких минералов, которые с 2020 по 2023 гг. увеличивались темпами по 20% в год, в 2024 г. «вышли на плато» и составили столько же, как и годом ранее — $6,7 млрд.
Из-за этого уже в ближайшие 10 лет мировой рынок может столкнуться с дефицитом меди и лития, говорится в докладе. В случае с медью к 2035 г. дефицит может составить 30% от мирового потребления на фоне снижение качества доступной для добычи руды, роста капзатрат и «вялой» разведки новых запасов. Дефицит лития в 2030 г. будет обусловлен быстрорастущим спросом, следует из доклада МЭА. В 2024 г. спрос вырос сразу на 30%, тогда как в 2010-х гг. средний ежегодный темп роста составлял 10%.
Место России
Россию МЭА относит к числу богатых сырьевыми ресурсами стран, реализующих политику «извлечения из них большей экономической ценности». Например, по запасам РЗМ наша страна занимает второе место в мире. По данным Минприроды РФ, они составляют около 28,5 млн т. Больше только у КНР — 44 млн т, следует из данных Геологической службы США.
Российской сырьевой базы достаточно, чтобы обеспечить мировое потребление РЗМ на срок более 100 лет, говорил в июне прошлого года министр природных ресурсов России Александр Козлов. Кроме того, на территории РФ расположены 27% мировых запасов платиноидов, 22% — никеля, 15% — титана, 13% — кобальта, 12% — вольфрама и 9% — меди.
МЭА приводит не очень много данных о России, упоминая ее главным образом в контексте санкций и доминирования на рынке обогащенного урана (более 40% мировых поставок).
Вместе с тем в стране поставлена задача обеспечить технологический суверенитет по РЗМ и редким металлам, которая будет решаться в том числе в рамках нацпроекта «Новые материалы и химия», рассчитанного до 2030 г. В феврале этого года президент России Владимир Путин говорил, что в рамках нацпроекта «предстоит наладить всю линейку, полный цикл индустрии редких и редкоземельных металлов, обеспечив их добычу и переработку вплоть до производства готовых высокотехнологичных товаров с высокой добавленной стоимостью».
К 2030 г. объемы выпуска редких металлов и РЗМ в России намерены нарастить в 8 раз, а долю импорта — сократить до 15%, говорил в июле 2024 г. министр промышленности Антон Алиханов. В частности, в планах производить 50 тыс. т в год крупнотоннажных редких металлов (лития, вольфрама, титана, циркония и др.) и 80 т — малотоннажных (тантала, бериллия и пр.). Один из ключевых проектов по наращиванию добычи редкоземельных металлов — разработка Томторского месторождения в Якутии, прогнозные ресурсы которого оценивались ранее в 154 млн т руды, а содержание РЗМ в рудах достигает 10-12% против 0,3-1% в среднем по миру.
Стратегия государства также заключается в создании в России индустрии высокотехнологичных производств. Важный шаг в этой работе — восстановление в России компетенций по разделению РЗМ, которые получают в виде концентрата. Такую работу сейчас ведет госкорпорация «Росатом». Одним из внутренних потребителей РЗМ должен стать первый отечественный крупнотоннажный завод постоянных редкоземельных магнитов, который корпорация строит в городе Глазов в Удмуртии. Производство будет потреблять 300 т РЗМ в год, а выпускаемые магниты будут использовать для создания ветрогенераторов и беспилотников.
Алексей Кобзев из «Яков и Партнёры» отмечает, что аналогичным образом Россия развивает собственное производство литий-ионных аккумуляторов полного цикла: от добычи лития на месторождениях в Мурманской области и гидроминеральных источников в Боливии до производства соединений лития — в Новосибирске и Ангарске, а затем и выпуска аккумуляторов.
Что такое критически важные минералы
Так называют наиболее востребованные элементы (преимущественно металлы), необходимые для развития «зеленой» энергетики, электротранспорта и других высокотехнологичных отраслей. Спрос на них стал бурно расти в последние 5-7 лет, вслед за ним увеличивается добыча. В прошлом году, по данным МЭА, спрос на литий, который используется в том числе для изготовления аккумуляторов, вырос на 30% к предыдущему году. Для сравнения: в 2010-х гг. спрос рос в среднем на 10% ежегодно. Спрос на никель, кобальт, графит и РЗМ в 2024 г. увеличился на 6-8%. Востребованность меди в последние два года МЭА связывает с бурным развитие электросетей в КНР.
Больше новостей читайте в нашем телеграм-канале @expert_mag
