— Почему маркетплейсы в борьбе за клиента покупают банки, а банки не так активно выходят на рынок маркетплейсов?
— Мне кажется, что маркетплейсы покупают банки, чтобы часть так называемого финтеха реализовать у себя. Имея довольно большую клиентскую базу и постоянный контакт с нею, маркетплейсы хотят ту часть маржи, которая, возможно, есть в транзакционном банкинге, забрать себе. Поэтому это вполне понятная, оправданная логика. Я бы не стал говорить, что ни один из банков вообще не занимается e-com (электронной коммерцией. — «Эксперт») или маркетплейсами. Вопрос в том, что не стоит всё развивать одинаково. Мы видим, что ряд банков в своих мобильных приложениях развивают сервисы по покупке билетов, по покупке каких-то товаров. С другой стороны, это делается аккуратно, потому что клиенты привыкли к определенному формату поведения или формату дизайна. Поэтому, когда появляются какие-то вещи, непривычные пользователю, сами клиенты порой очень негативно это воспринимают. Поэтому здесь, наверное, вопрос в том, где грань между классическим банковским приложением и классическим приложением маркетплейса, когда вы можете и в маркетплейсе получить какие-то финансовые услуги, а с другой стороны, и в банке получить какие-то услуги маркетплейса. Так что это нормальное развитие, я бы сказал, навстречу друг другу.
— Как маркетплейсы относятся к уже существующим банковским решениям? ЦБ, например, не исключает, что они не устраивают бизнес, и поэтому маркетплейсы стремятся изобрести свои платежные сервисы.
— На мой взгляд, в базе мы видим, что маркетплейсы прекрасно работают с банками, и платёжные банковские сервисы интегрированы, и сервисы ID (идентификации пользователей) клиентские тоже интегрированы. Сегодня в разных платёжных методах — разная маржа и разная доходность. И понятно, что когда появляется возможность заработать часть этих денег — рациональное поведение любого субъекта экономики — попытаться часть этого дохода оставить у себя, а не отдать его третьей стороне. Поэтому я бы не говорил о том, что маркетплейсы что-то не устраивает в банках. Здесь скорее вопрос борьбы за часть маржи, у кого она останется. А с другой, это соревнование за клиента и его клиентский путь, в котором осуществляются те или иные действия. Поэтому если у маркетплейсов есть возможность часть этой маржи забрать себе, то они будут пытаться это делать.
— Сегодня многие маркетплейсы предоставляют своим клиентам рассрочки. Об этом пишут мелким шрифтом где-то в условиях оферты. Часто рассрочка оказывается полноценным банковским кредитом под проценты. Как должно государство подходить к регулированию таких вещей, обращать ли на это более пристальное внимание?
— Мне кажется, что, с одной стороны, хорошо, что появляется что-то новое, потому что появление новых продуктов дает клиентам возможность выбора. С другой стороны, очень важно, чтобы не появлялось какого-то нормативного арбитража или диспаритета. То есть, если потребительские кредиты регулируются с точки зрения макропруденциальных лимитов, с точки зрения требований регулятора к резервам и так далее, то если сервисы рассрочки (так называемые BNPL) будут работать в тех же объемах, с теми же суммами, и при этом никак не регулироваться — рано или поздно туда перейдет все. И мы получим какую-то новую «серую зону».
Поэтому, наверное, разумно говорить, что либо рассрочка должна быть ограничена какой-то суммой, и тогда предполагается меньшее регулирование, или какое-то ограниченное. Если мы признаем, что эта услуга сопоставима с потребительским кредитом, тогда с точки зрения регулирования они должны быть примерно на одних уровнях. В любом случае размер этого рынка должен быть измерим, не важно, большой он или маленький, но он должен быть измерим. И мы должны понимать, как он развивается, чтобы было управление самим потенциальным портфелем и рисками, не только на уровне одной компании, но и на уровне всей индустрии.
— Сбер прогнозировал рост розничного кредитования не выше 5% в 2025 г. Прошло уже полгода: можно ли уже сделать первые выводы? Будете корректировать прогноз?
— Прогноз корректировать до конца [года] не будем. Но я бы даже сказал, что прирост портфеля потребительского кредитования сегодня, как и предполагалось, осуществляется только за счет ипотечного портфеля, построенного прежде всего на льготных программах. Если мы говорим про рыночную ипотеку или про потребительское кредитование, то видим, что оно сокращается. Собственно, мы ожидали этого сокращения. Есть, конечно, прямая зависимость от того, какой уровень процентной ставки будет во втором полугодии. В первом полугодии видно, что объемы потребительского кредитования существенно меньше, чем были в прошлом году.
По ипотеке мы видим сопоставимые цифры, но это касается льготной ипотеки. Поэтому за счет того, что средняя ипотечная сделка довольно длинная, и амортизация старого в портфеле происходит относительно медленно, мы, конечно, будем видеть прирост в совокупности потребительского кредитования с точки зрения «физиков» (физических лиц. — «Эксперт»), включая ипотеку. Если мы ипотеку уберем, то, объективно, потребкредитование в принципе сокращается. Я думаю, что эта тенденция останется такой же, пока уровень процентных ставок будет более 20%. Если ставки начнут снижаться, мы, возможно, увидим определенное оживление рынка. С другой стороны, я не ожидаю, что это будет лавинообразный спрос. Помимо ставки, важный фактор, который теперь будет ограничивать развитие кредитования — это макропруденциальные лимиты со стороны регулятора, и ограничения будут касаться в том числе клиентов с определенной долговой нагрузкой. Так что этот рынок имеет два ограничения: одно из них — процентная ставка, второе — по сути, регулирование.
— Ключевая мысль макроэкономической сессии на ПМЭФ: российская экономика находится на грани рецессии по всем показателям. Разделяете ли вы это мнение?
— Я бы сказал, что высокая реальная процентная ставка сейчас, конечно, влияет на замедление экономики. И ожидать, что с такой высокой ставкой предприятия могут долго расти и работать, наверное, не стоит. Поэтому мы находимся на важной стадии, когда надо понимать, что будет дальше. Если ставки начнут снижаться, наверное, это позволит получить определенный экономический рост. Если ставки останутся высокими, я думаю, что постепенно бизнес будет корректировать свою модель работы. И мы увидим, наверное, потенциально замедление.
— Но вы свою модель работы пока строите, исходя из того, что ставки останутся высокими?
— Мы надеемся, что ставки будут снижаться. Собственно, регулятор впервые за долгий период времени снизил ключевую ставку (в начале июня ЦБ впервые с сентября 2022 г. снизил ставку с 21% до 20%. — «Эксперт»). Мы, со своей стороны, снизили ставки как по кредитам, так и по депозитам. В моменте мы видим высокую реальную процентную ставку, и хотелось бы, чтобы она снижалась. Это явно должно помочь экономике.
— Сбер и ФНС недавно договорились развивать ИИ-технологии для обслуживания граждан. Расскажите, пожалуйста, об этом поподробнее. Зачем вам такое сотрудничество с налоговой, если у Сбера есть свои ИИ решения?
— И Сбер, и ФНС, и правительство — мы все работаем для граждан. Поэтому наша основная задача — делать сервисы удобными для клиентов. Мы сотрудничаем с Минцифры и с сервисом Госуслуг для того, чтобы обмениваться данными, есть взаимодействие с ФНС. Важно, с одной стороны, дать клиенту удобный сервис, с другой — сделать все «бесшовно» и удобно. Поэтому здесь очень важно правильно интегрировать сервисы государственные и коммерческие, чтобы клиент и своевременно платил налоги, и ему было удобно: видно и понятно, когда он заплатил, как он заплатил и так далее. Поэтому все, что построено вокруг этого, например, сервис самозанятых, для которых тоже есть большое количество дополнительных сервисов, позволяет, с одной стороны, предприятиям или предпринимателям работать. С другой стороны, государство получает своевременные доходы и происходит обеление экономики.
Больше новостей читайте в нашем телеграм-канале @expert_mag
